Неточные совпадения
Произошел
обычный прием, и тут
в первый раз
в жизни пришлось глуповцам на
деле изведать, каким горьким испытаниям может быть подвергнуто самое упорное начальстволюбие.
С своей стороны, Алексей Александрович, вернувшись от Лидии Ивановны домой, не мог
в этот
день предаться своим
обычным занятиям и найти то душевное спокойствие верующего и спасенного человека, которое он чувствовал прежде.
— C’est devenu tellement commun les écoles, [Школы стали слишком
обычным делом,] — сказал Вронский. — Вы понимаете, не от этого, но так, я увлекся. Так сюда надо
в больницу, — обратился он к Дарье Александровне, указывая на боковой выход из аллеи.
С книгой под мышкой он пришел наверх; но
в нынешний вечер, вместо
обычных мыслей и соображений о служебных
делах, мысли его были наполнены женою и чем-то неприятным, случившимся с нею.
Вернувшись
в начале июня
в деревню, он вернулся и к своим
обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с мужиками и соседями, домашнее хозяйство,
дела сестры и брата, которые были у него на руках, отношения с женою, родными, заботы о ребенке, новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.
Вдруг
в один
день, подходя к окну
обычным порядком, с трубкой и чашкой
в руках, заметил он во дворе движенье и некоторую суету.
Отъезда
день давно просрочен,
Проходит и последний срок.
Осмотрен, вновь обит, упрочен
Забвенью брошенный возок.
Обоз
обычный, три кибитки
Везут домашние пожитки,
Кастрюльки, стулья, сундуки,
Варенье
в банках, тюфяки,
Перины, клетки с петухами,
Горшки, тазы et cetera,
Ну, много всякого добра.
И вот
в избе между слугами
Поднялся шум, прощальный плач:
Ведут на двор осьмнадцать кляч...
Назван был рассказ «
Обычное», и
в нем изображался ряд мелких, ненаказуемых преступлений, которые наполняют мещанский
день.
Преступление открыто при таких обстоятельствах: обычно по воскресеньям М. П. Зотова закрывала свой магазин церковной утвари
в два часа
дня, но вчера торговцы Большой Торговой улицы были крайне удивлены тем, что
в обычное время магазин не закрыт, хотя ни покупателей, ни хозяйки не замечалось
в нем.
— Хотя невероятное становится
обычным в наши
дни.
Потом он задумывался, задумывался все глубже. Он чувствовал, что светлый, безоблачный праздник любви отошел, что любовь
в самом
деле становилась долгом, что она мешалась со всею жизнью, входила
в состав ее
обычных отправлений и начинала линять, терять радужные краски.
Илья Ильич жил как будто
в золотой рамке жизни,
в которой, точно
в диораме, только менялись
обычные фазисы
дня и ночи и времен года; других перемен, особенно крупных случайностей, возмущающих со
дна жизни весь осадок, часто горький и мутный, не бывало.
По указанию календаря наступит
в марте весна, побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля и задымится теплым паром; скинет крестьянин полушубок, выйдет
в одной рубашке на воздух и, прикрыв глаза рукой, долго любуется солнцем, с удовольствием пожимая плечами; потом он потянет опрокинутую вверх
дном телегу то за одну, то за другую оглоблю или осмотрит и ударит ногой праздно лежащую под навесом соху, готовясь к
обычным трудам.
Казалось бы, заснуть
в этом заслуженном покое и блаженствовать, как блаженствуют обитатели затишьев, сходясь трижды
в день, зевая за
обычным разговором, впадая
в тупую дремоту, томясь с утра до вечера, что все передумано, переговорено и переделано, что нечего больше говорить и делать и что «такова уж жизнь на свете».
И вспомнил он свою Полтаву,
Обычный круг семьи, друзей,
Минувших
дней богатство, славу,
И песни дочери своей,
И старый дом, где он родился,
Где знал и труд и мирный сон,
И всё, чем
в жизни насладился,
Что добровольно бросил он,
И для чего?
Я был один
в этом океане и нетерпеливо ждал другого
дня, когда Лондон выйдет из ненормального положения и заживет своею
обычною жизнью.
Потом опять все вошло
в обычную колею, и
дни текли однообразно.
Вам хочется знать, как я вдруг из своей покойной комнаты, которую оставлял только
в случае крайней надобности и всегда с сожалением, перешел на зыбкое лоно морей, как, избалованнейший из всех вас городскою жизнию,
обычною суетой
дня и мирным спокойствием ночи, я вдруг,
в один
день,
в один час, должен был ниспровергнуть этот порядок и ринуться
в беспорядок жизни моряка?
На следующий
день,
в воскресенье,
в 5 часов утра, когда
в женском коридоре тюрьмы раздался
обычный свисток, не спавшая уже Кораблева разбудила Маслову.
На другой
день после своего разговора с Бахаревым Привалов решился откровенно обо всем переговорить с Ляховским. Раз, он был опекуном, а второе, он был отец Зоси; кому же было ближе знать даже самое скверное настоящее. Когда Привалов вошел
в кабинет Ляховского, он сидел за работой на своем
обычном месте и даже не поднял головы.
В мучениях доживал я до торжественного
дня,
в пять часов утра я уже просыпался и думал о приготовлениях Кало; часов
в восемь являлся он сам
в белом галстуке,
в белом жилете,
в синем фраке и с пустыми руками. «Когда же это кончится? Не испортил ли он?» И время шло, и
обычные подарки шли, и лакей Елизаветы Алексеевны Голохвастовой уже приходил с завязанной
в салфетке богатой игрушкой, и Сенатор уже приносил какие-нибудь чудеса, но беспокойное ожидание сюрприза мутило радость.
Мы обыкновенно думаем о завтрашнем
дне, о будущем годе,
в то время как надобно обеими руками уцепиться за чашу, налитую через край, которую протягивает сама жизнь, не прошенная, с
обычной щедростью своей, — и пить и пить, пока чаша не перешла
в другие руки.
Аудиенция кончена. Деловой
день в самом разгаре, весь дом приходит
в обычный порядок. Василий Порфирыч роздал детям по микроскопическому кусочку просфоры, напился чаю и засел
в кабинет. Дети зубрят уроки. Анна Павловна тоже удалилась
в спальню, забыв, что голова у нее осталась нечесаною.
Матушка волновалась, а Сатир жил себе втихомолку
в каморке, занимаясь своим
обычным делом. Чтобы пребывание его
в Малиновце было не совсем без пользы для дома, матушка посылала ему бумагу и приказывала ему тетрадки для детей сшивать и разлиновывать. Но труд был так ничтожен, что не только не удовлетворял барыню, но еще более волновал ее.
Как бы ни были мало развиты люди, все же они не деревянные, и общее бедствие способно пробудить
в них такие струны, которые при
обычном течении
дел совсем перестают звучать.
Но вот наконец его
день наступил. Однажды, зная, что Милочка гостит у родных, он приехал к ним и, вопреки обыкновению, не застал
в доме никого посторонних. Был темный октябрьский вечер; комната едва освещалась экономно расставленными сальными огарками; старики отдыхали; даже сестры точно сговорились и оставили Людмилу Андреевну одну. Она сидела
в гостиной
в обычной ленивой позе и не то дремала, не то о чем-то думала.
«Играющие» тогда уже стало
обычным словом, чуть ли не характеризующим сословие, цех, дающий, так сказать, право жительства
в Москве. То и
дело полиции при арестах приходилось довольствоваться ответами на вопрос о роде занятий одним словом: «играющий».
И с песнями вкатываются толпы
в роскошный вестибюль «Эрмитажа», с зеркалами и статуями, шлепая сапогами по белокаменной лестнице, с которой предупредительно сняты, ради этого
дня,
обычные мягкие дорогие ковры.
Забирают обходом мелкоту, беспаспортных, нищих и административно высланных. На другой же
день их рассортируют: беспаспортных и административных через пересыльную тюрьму отправят
в места приписки,
в ближайшие уезды, а они через неделю опять
в Москве. Придут этапом
в какой-нибудь Зарайск, отметятся
в полиции и
в ту же ночь обратно. Нищие и барышники все окажутся москвичами или из подгородных слобод, и на другой
день они опять на Хитровке, за своим
обычным делом впредь до нового обхода.
А между тем что-то все-таки раскрылось, и на одно мгновение из-за ясного
дня выглянуло что-то таинственное, скрытое, невидимое
в обычное время.
Этот вопрос стал центром
в разыгравшемся столкновении. Прошло
дня два, о жалобе ничего не было слышно. Если бы она была, — Заруцкого прежде всего вызвал бы инспектор Рущевич для
обычного громового внушения, а может быть, даже прямо приказал бы уходить домой до решения совета. Мы ждали… Прошел
день совета… Признаков жалобы не было.
Все это я узнал по позднейшим рассказам, а самого Коляновского помню вполне ясно только уже
в последние
дни его жизни. Однажды он почувствовал себя плохо, прибег к
обычному средству, но оно не помогло. Тогда он сказал жене...
Девочка точно исполнила свое обещание и даже раньше, чем Петрусь мог на это рассчитывать. На следующий же
день, сидя
в своей комнате за
обычным уроком с Максимом, он вдруг поднял голову, прислушался и сказал с оживлением...
В этот
день с бивака мы выступили
в обычное время и
в полдень, как всегда, сделали большой привал.
В два часа мы миновали последние остатки древесной растительности. Дальше перед нами на необозримом пространстве расстилалась обширная поемная низина, занесенная снегом, по которой там и сям отдельными буро-желтыми пятнами виднелись вейник и тростник, менее других погребенные сугробами.
Коля провел князя недалеко, до Литейной,
в одну кафе-биллиардную,
в нижнем этаже, вход с улицы. Тут направо,
в углу,
в отдельной комнатке, как старинный
обычный посетитель, расположился Ардалион Александрович, с бутылкой пред собой на столике и
в самом
деле с «Indеpendance Belge»
в руках. Он ожидал князя; едва завидел, тотчас же отложил газету и начал было горячее и многословное объяснение,
в котором, впрочем, князь почти ничего не понял, потому что генерал был уж почти что готов.
Вася был отправлен сейчас же к матери
в Мурмос, а Груздев занялся караваном с своею
обычною энергией. Во время сплава он иногда целую неделю «ходил с теми же глазами», то есть совсем не спал, а теперь ему приходилось наверстывать пропущенное время. Нужно было повернуть
дело дня в два. Нанятые для сплава рабочие роптали, ссылаясь на отваливший заводский караван. Задержка у Груздева вышла
в одной коломенке, которую при спуске на воду «избочило», — надо было ее поправлять, чтобы получилась правильная осадка.
— Что будет через эти два
дня… Боже мой!.. А я вас познакомлю с одной замечательной девушкой.
В ней виден положительный талант и чувство, — добавила маркиза, вставая и впадая
в свою
обычную колею.
В девятый
день,
в день обычного поминовения по усопшим, рано утром, все, кроме нас, троих детей и двоюродных сестер, отправились
в Мордовский Бугуруслан.
Давно уже прошло
обычное время для обеда, который бывает ранее
в день разговенья.
Но на
деле никаких голосов не было. Напротив того, во время минутного переезда через черту, отделяющую Россию от Германии, мы все как будто остепенились. Даже дамы, которые
в Эйдкунене пересели
в наше отделение, чтобы предстать на Страшный суд
в сопровождении своих мужей, даже и они сидели смирно и, как мне показалось, шептали губами
обычную короткую молитву культурных людей:"Пронеси, господи!"
В течение следующих пяти, шести
дней я почти не видел Зинаиды: она сказывалась больною, что не мешало, однако,
обычным посетителям флигеля являться — как они выражались — на свое дежурство — всем, кроме Майданова, который тотчас падал духом и скучал, как только не имел случая восторгаться.
Вечером того же
дня собрались у Засекиных
обычные гости; я был
в их числе.
По сдержанному выражению лица Раисы Павловны Прейн понял с своей
обычной проницательностью, что ее смущает: ей хотелось окончательно уничтожить Нину Леонтьевну, а назначение Тетюева
в Петербург будет принято «болванкой» за
дело ее рук.
Хохол заметно изменился. У него осунулось лицо и отяжелели веки, опустившись на выпуклые глаза, полузакрывая их. Тонкая морщина легла на лице его от ноздрей к углам губ. Он стал меньше говорить о вещах и
делах обычных, но все чаще вспыхивал и, впадая
в хмельной и опьянявший всех восторг, говорил о будущем — о прекрасном, светлом празднике торжества свободы и разума.
Ромашову казалось, что голос у него какой-то чужой и такой сдавленный, точно
в горле что-то застряло. «Каким я, должно быть, кажусь жалким!» — подумал он, но тотчас же успокоил себя тем
обычным приемом, к которому часто прибегают застенчивые люди: «Ведь это всегда, когда конфузишься, то думаешь, что все это видят, а на самом
деле только тебе это заметно, а другим вовсе нет».
Иногда
обычный репертуар
дня видоизменялся, и мы отправлялись смотреть парижские"редкости". Ездили
в Jardin des plantes [Ботанический сад] и
в Jardin d'acclimatation, [Зоологический сад] лазили на Вандомскую колонну, побывали
в Musee Cluny и, наконец, посетили Луврский музей. Но тут случился новый казус: увидевши Венеру Милосскую, Захар Иваныч опять вклепался и стал уверять, что видел ее
в Кашине. Насилу мы его увели.
Проводить время с Амальхенами было вовсе для моего героя не
обычным делом в жизни: на другой
день он пробирался с Гороховой улицы
в свой номер каким-то опозоренным и расстроенным… Возвратившись домой, он тотчас же разделся и бросился на постель.
Капитан с
обычным приемом раскланялся и, сев несколько поодаль, потупил глаза. За несколько еще
дней перед тем он имел очень длинный разговор с Калиновичем
в кабинете, откуда вышел если не опечаленный, то очень расстроенный. Возвратившись домой, он как-то особенно моргал глазами.
Подпоручик слегка изумился при виде старика… О, что бы он сказал, если б кто шепнул ему
в это мгновение, что представленный ему «артист» занимается также и поваренным искусством!.. Но Панталеоне принял такой вид, как будто участвовать
в устройстве поединков было для него самым
обычным делом: вероятно, ему
в этом случае помогали воспоминания его театральной карьеры — и он разыгрывал роль секунданта именно как роль. И он и подпоручик, оба помолчали немного.
В один из
обычных мало веселых редакционных
дней бегал по редакции, красный от волнения и вина,
В.Н. Бестужев и наконец, выгнав всех сотрудников, остался вдвоем с Нотгафтом. Результатом беседы было то, что
в газете появился, на первой и второй страницах, большой фельетон: «Пиковая дама». Повесть. «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». «Новейшая гадательная книга…»